Религиозный фактор в идентификации современной российской молодежи

Каждый из этих подходов методологически эффективен в рамках поставленной перед исследователем задачи. В нашей работе мы будем использовать второй подход, поскольку предметом анализа статьи является религиозность и религиозная идентичность. В этой связи отграничим понятия «религиозная идеология» и «религиозная психология», указав на их содержательные признаки. Если к религиозной идеологии относится система религиозных идей, разработкой и пропагандой которых занимаются религиозные организации в лице профессиональных богословов и служителей культа, то, в отличие от первой,  религиозная психология представляет собой  совокупность религиозных представлений, чувств, настроений, привычек, традиций, присущих верующим, которые формируются под воздействием носителей религиозного сознания. Религиозная психология верующих неразрывно связана с осознанием своей религиозной принадлежности к тому или иному вероисповеданию, с их религиозной идентичностью.Религия - явление сложное, неоднозначное по своему воздействию и социальным последствиям для развития общества. Как  один из важнейших социальных институтов человечества, оказавший огромное влияние на ход его цивилизационного развития, она интегрирована в различные сферы жизнедеятельности социального организма. По-видимому, трудно обнаружить такой народ, который не имел бы веры и религии. В различные периоды своего развития все политические, социальные и культурные институты общества, так или иначе, опирались на религиозные идеи и верования, а иногда и погибали вместе с ними. Являясь звеном социокультурных связей, религия на протяжении всего исторического развития российского общества выступала как фактор возникновения и формирования социальных отно­шений, а также их легитимизации.
Заметим, что в последние десятилетия идентификационная функция религии под влиянием процессов глобализации и необходимости сохранения культурной идентичности в рамках цивилизационных  трендов приобретает все большую значимость. В современном обществе, характеризующемся большой социальной и «географической» мобильностью, чувство принадлежности, укорененности насущно необходимо. Нам представля­ется здесь результат, прежде всего, краха тех мифологий, которые были призваны в обществе модерна обеспечивать мобилизацию масс на достижение сформулированного прогрессизмом идеала.
Выявление идентичностей становится необходимым условием взаимодействий не только на уровне отдельных индивидов, но и общностей. Наступление культуры постмодерна и информационной экономики явились причиной появления глобальных технологических и экологических проблем, ядерных угроз, биотехнологических экспериментов, что не могло не вызвать в обществе беспокойство  по поводу утраты идентичности. Третье тысячелетие проблему идентификации поставило уже перед цивилизациями и государствами. В этом случае  глобализационные процессы стимулируют поиск ответа на вопрос о границах и природе идентичности.  В политической деятельности государств существует противостояние изоляционистской и интеграционной тенденций, что не может, по-видимому, не сказаться на их общей политичесокй концепции. По мнению некоторых ученых, политика «проходного двора» и «политика крепости» способны привести Запад в «цивилизационный тупик» [6].                  
Как в свое время заметил Ж.Ф.Лиотар, наш мир похож на «дезинтеграцию социальных агрегатов в массу индивидуальных атомов, брошенных в абсурд броунова движения»[7]. Заявления современных немецких и французских политических лидеров о крахе политики «мультикультуризма» в их странах  ставит под вопрос вообще либеральную концепцию развития государства, которая до недавнего времени даже не подлежала обсуждению. Отказ иммигрантов  от усвоения культурных  и этических норм страны проживания и, тем самым, от присваивания иной идентичности для сохранения единого культурного поля страны, приводит эти страны к глубокому социальному кризису и культурному шоку. Проект «открытой республики» президента германского общества международного права Дж. Дельбрюка, предлагавшего интеграцию граждан в рамках конституционной законности и демократии, доказал свою несостоятельность, так же как и предложение П.Спиро об отмене вообще института гражданства [8].  В то же время мы можем наблюдать достаточно широкий спектр позиций в партийном списке, которые настаивают на значимости национально-государственной идентичности. Так, для С. Рэншона двойное гражданство только ослабляет процесс интеграции иммигрантов, поскольку в этом случае размытая идентичность уже не так для них привлекательна [9]. Об этом же писал Адам Лебор, предупредивший, что ислам в Европе выступает основой иной идентичности, связанной с фундаменталистскими традициями. По-видимому, следует признать, что сохранение культурной идентичности в условиях глобализации является серьезной проблемой. Пытаясь все активнее интегрироваться в культурно-экономическое поле западных стран, мы приобретаем не только связанные с этим экономические преимущества, но и проблемы, в том числе и проблему государственной идентичности. Как замечают авторы доклада  ЦСИ ПФО, «мы неизбежно будем выходить на вопрос: что составляет идентичность русских как нации и России как страны» [10].
В обществе модерна религия как одна из институциональных форм идентификации играла второстепенную роль. Секуляризация общества способствовала развитию адаптивных механизмов религии при сохранении ее базовых основ. Однако, максимально укрепившись в 30-60 е гг. XX столетия, в настоящее время секуляризация начинает вызывать все больше вопросов у ученых.  По мнению Р. Палмера и С. Хантингтона, в конце  двадцатого века государственная идентичность начинает замещаться религиозной, которая выступает основанием цивилизационной идентичности [11]. Не разделяя  позицию авторов по проблеме глобализации, заметим, однако, что ими вскрыты реальные особенности идентификационных процессов современности. Если опираться на понятие рамочной идентичности, принятое авторами доклада ЦСИ ПФО [12], то религиозную идентичность можно рассматривать как связующее начало в системе культурных идентичностей. По-видимому, религия действительно играет более активную роль в механизме идентификации по сравнению с 50-ми годами двадцатого столетия. По нашему мнению, это связано в первую очередь с разрушением мифологии, призванной в обществе модерна создать основу для мобилизации прогрессистского идеала. Это еще не влекло за собой с неизбежностью религиозный ренессанс, однако создавало для него предпосылки.
Безусловно, усиление значимости религии в идентификационных механизмах в прагматических целях используется  современными государствами. Адаптация дискурсами власти религиозных идеологем на концептуально-политическом уровне провоцирует парадоксальную ситуацию с точки зрения эпохи Просвещения, что требует своего нового осмысления. 
Социальная идентичность личности также становится предметом острых дискуссий в гуманитарной мысли. Можно констатировать наличие глубоких изменений в идентификационных процессах при переходе к постмодерну не только в масштабах общностей, но и на уровне личности. Идентификационный кризис, характерный для современного общества, включает в себя оба эти круга проблем. Затрудненность идентификации индивида обусловлена снижением значимости аскриптивных статусных характеристик, размытостью жизненных стратегий и значительным потенциалом мобильности. Кроме того, кризис «проекта-Модерн»  проявляется в неадекватности тотализирующих дискурсов модерна. Другими словами, прогрессизм, предписывающий преобразование всех социальных структур в соответствии с идеалом интеллектуалов, явно обнаружил свою несостоятельность.  В этом случае для индивида утрачивается не столько возможность выполнения жестко закрепленной за ним роли, сколько вообще вектор поиска всех возможных вариантов выбора.
Как идентифицирующий фактор, религия играет существенную роль в индивидуальном развитии роли индивида на протяжении всей его жизни. Во многих культурах возрастные обряды являются частью религиозной традиции. В данном случае мы говорим о чувстве сохранения своей идентичности и, следовательно, самоутверждении, обретении индивидуальности, внутренней целостности и осмыслен­ности существования данной личности. Конечно, религия может оказывать и отрицательное воздействие на ее психо­логическое развитие, культивируя, например, нетерпимость или конформность. В той мере, в какой это влияние позитивно, религия способствует социализации личности.
Идентичность человека многомерна, она имеет когнитивный и экзистенциально-нормативный смысл, соответственно включая в себя личностную и социальную идентичности. Если первая идентичность определяется физическими, нравственными и интеллектуальными чертами личностями, то вторая связана с принадлежностью человека к различным социальным группам и его самоидентификацией.
По определению А.Турена, «идентичность – осознанное самоопределение социального субъекта» [13]. В этом контексте мы можем определить идентификацию как «процесс эмоционального и иного самоотождествления индивида, социальной группы с другим человеком, группой или образцом, интериоризации занимаемых социальных статусов и освоения значимых социальных ролей» [14].
В основе идентификации лежит установление тождества. Формальное представление индивида включает в себя называние имени и обозначает идентификаторы, соответствующие его принадлежности к той или иной общности.  Необходимость этой процедуры связана с потребностью в сокращении времени для идентификации: информация, зашифрованная в номинациях, позволяет партнеру установить контакт и реализовать взаимодействие, не тратя много времени на выяснение личностной характеристики представленного ему человека. Процедура идентификации индивида частично реализуется через «самопредставление» в процессе социализации. Если молодой человек выбирает себе объект для подражания, то он, как минимум, усваивает и поведенческие стереотипы, если не ценности, выбранного героя. В процессе социализации индивид исполняет определенные роли, которые, как правило, не имеют четкого описания инструкций по их исполнению. В этом случае он принимает обязательство быть похожим на кого-то, кто играет эту роль, идентифицирует себя с этим человеком в исполнении выбранной роли. Безусловно, человек всегда больше, чем выбранная им роль или сумма ролей, так как их интерференция с необходимостью создает конструкты, не принадлежащие конкретно ни одной роли. Мы разделяем позицию Л.С.Яковлева, утверждавшего, что личность не содержит в себе ничего, что не имело бы социокультурной природы:  «личность есть определенная конфигурация социальной информации»[15]. Вследствие этого характеристика индивида не исчерпывается указанием на сумму идентифицирующих признаков. Но для ролевого взаимодействия указание на такой идентификационный признак вполне достаточно, поэтому идентификация является существенным моментом не только в процессах социализации, но и в большинстве социальных взаимодействий.
Согласно Д.В.Драгунскому, идентичность включает в себя ментальный, инфраструктурный и  институциональный, базирующийся на отношениях повседневности, уровни идентичности. Автор акцентирует внимание на стабильности, постоянстве и отчетливости способа переживания и социального действия, свойственного идентичности, который  легко транслируется.  Д.В.Драгунский подчеркивает, что этот способ переживания усваивается в процессе аккультурации и не сводится к стереотипам поведения или жизненным навыкам [16]. С точки зрения А. Ф. Филиппова идентичность - это «не что, а как». Социальная роль индивида актуализирует тот или иной аспект идентичности.Автор указывает, что «вместо стационарного, стабильно­го и качественно определенного состояния значительной массы граждан надо представить себе «сети и потоки» [17].
Особое значение поиск идентичности приобретает для российской молодежи, когда в результате системного кризиса социально-культурной реальности на постсоветском пространстве произошла массовая утрата идентичности на групповом и индивидуальном уровнях. Сегодня уже мы имеем дело с поколением, для которого гражданская идентичность, выражаемая позицией «Я - советский», лишена всякого смысла. Однако разрушение идентичности ведет, в конечном счете, к разрушению социального целого. Поэтому не прекращаются попытки поиска новых вариантов идентичности личности и социальных групп.
Анализ результатов социологических исследований по проблеме религиозности молодежи [18] выявил существенное увеличение показателя религиозности у этой возрастной когорты по сравнению с 90-ми гг. прошлого века. Хотя во многом этот прирост религиозности достигается за счет увеличения числа приверженцев нетрадиционной духовности (астрология, магия, гадание и др.),  тем не менее, объективности ради подчеркнем, что существенное число молодых людей (в том числе неверующих и индифферентных) позиционируют себя как сторонники традиционных религий.
По-видимому, это обстоятельство определяется прочной связью национального и религиозного самосознания. «Отрицая свою религиозность при мировоззренческой самоидентификации, молодежь в то же время относит себя к приверженцам традиционных религиозных объединений» - пишет в этой связи М.П.Мчедлов [19]. В этом случае религиозная система воспринимается как культурная среда, формирующая национальный образ жизни. Показательно, что, согласно данным М.П.Мчедлова, в число православных включили себя не только 24,1% верующих в сверхъестественные силы и 56,2% колеблющихся, но и даже 2,1% неверующих и 8,8 индифферентных [20]. Очевидно, что религиозное мировоззрение молодежи характеризуется размытостью и неопределенностью.
Для многих молодых людей деятельность церкви должна быть строго ограничена  областью удовлетворения религиозных потребностей верующих и духовно-нравственным воспитанием. Фактически, одобряя возрастание роли религии в обществе, молодежь не видит в церкви участника социально-политических процессов. Поэтому и партии, которые в прошлом пытались идти на выборы под религиозными лозунгами (например, «Союз мусульман России» или «Христианско-демократический союз - христиане России») не смогли набрать необходимое количество голосов избирателей для регистрации на выборах.
Не пользуется популярностью среди молодежи утверждение о приоритетном положении русской Православной Церкви по сравнению с другими конфессиями. В большинстве своем молодые люди поддерживают тезис о равенстве всех религий перед законом.
Зададимся вопросом: Какова роль религии в мировоззрении молодежи, в ситуации нравственного выбора в различных жизненных ситуациях? Согласно социологическим данным, нет принципиальной разницы между верующими и неверующими в отношении к мирским развлечениям, и даже девиантным формам поведения [21]. Такое обмирщение ценностей верующей молодежи  диктуется, на наш взгляд, самой логикой развития либерального проекта в России, поскольку влияние религиозного фактора на политические и социально-экономические ориентации молодежи реализуется в более спокойном, по сравнению с неверующими,  отношении верующих к последствиям экономического кризиса. Однако и те, и другие убеждены, что проводимые государством реформы не отвечают интересам молодежи. В то же время верующей молодежи присуща более оптимистичная оценка относительно дальнейших перспектив развития России в ближайшее будущее.
Религиозность как компонент самоидентификации молодежи сказывается и на степени проявления интереса к политике и политической деятельности. Верующие гораздо более сдержаны в этом отношении и менее склонны проявлять политическую активность (тем более участвовать в открытых акциях протеста), чем неверующие. Для верующей молодежи в большей степени характерно традиционное, патриархальное понимание справедливости нравственных норм социального общежития, поэтому в их среде состоит большее число молодых людей, склонных в ситуации выбора между законом и справедливостью сделать выбор в пользу последней.
Резюмируя, сделаем некоторые выводы. Социальный феномен религиозности современной молодежи является довольно размытой, неопределенной и сложной структурой. Констатируя существенное увеличение числа верующих за последние два десятилетия, заметим, что рост этот достигается за счет верующих в сверхъестественные силы, индифферентных и колеблющихся. В то же время сохраняется значительная роль нерелигиозного мировоззрения в молодежном сознании. Верующая молодежь в своих установках ориентируется, прежде всего, на сохранение семейных и национальных ценностей, более индифферентна к политике и не готова к активному участию в политической борьбе.